УСЫНОВИТЬ НЕ МОГУ, НО ЛЮБЛЮ ВСЕХ

БЕСЕДА НЕ ПО ТЕМЕ

Начало октября выдалось на редкость теплым и сухим. Листья наливались сочной осенней палитрой прямо на глазах. Здесь, в Сокольниках, и того пуще: тишина и свежий воздух. В детском доме для ВИЧ-инфицированных детей заканчивался ремонт. В обрамлении разноцветных крон дом буквально сиял свежей отделкой. Хотелось неспешно прогуливаться по аккуратно выложенным плиткой дорожкам в прилегающем парке и сидеть где-нибудь в его глубине на новенькой лавочке в окружении осеннего великолепия... Познакомился я с главным врачом этого дома Виктором Крейдичем около двух лет назад — по иронии судьбы, во время другого ремонта... В тот раз приехал тоже ранним утром. На пути к кабинету Крейдича несколько раз встретились смурые мужики. По фразам угадывались рабочие, по лицу — квалификация «шабашка».

— Ремонт, — пояснил Крейдич, видя, как, попав в кабинет, я внимательно осматриваюсь. — В пятидесятых здесь был дом ребенка, позже — детский санаторий; теперь — вновь дом ребенка. Для санатория — терпимо, а для дома ребенка, по современным меркам, здание не предназначено. Поэтому — ремонт. Уже второй, кстати...

Перед заселением дом выглядел сносно, поэтому полный энтузиазма Крейдич планировал кое-что смастерить и начать принимать детей, но когда стали переделывать помещение под свои нужды, то обнаружили труху.

— Было так, — объяснит Виктор Юрьевич, — днем снимем штукатурку, чтобы заменить, а ночью потолок рушится — похоже, на штукатурке и держался.

Так и было: ткни — всюду гниль. Дело дошло до капитального ремонта. Каких это Крейдичу стоило усилий, поймет тот, кто знает, как финансируются бюджетники. Спрошу его о смурых мужиках.

— Строители, — ответит он.— Других не будет. Кто делает ремонт за доллары, сюда не идут. У этих строительного образования нет, но есть руки. — Видите, — кивнет он на книгу, лежащую поверх бумаг, — «Справочное пособие заказчика-застройщика» — документацию изучаю...

И вот спустя год с небольшим — новый ремонт. Но на порядок качественнее.

— Откуда деньги? — спрашиваю Крейдича.

— Департамент здравоохранения выделил, — отвечает.— В тот раз ремонт делали силами округа, но было понятно, что эту развалину ему не потянуть.

Потом он проведет меня по разным комнатам, покажет, как будут жить дети. В каких кроватках спать. В каких раковинах — взрослому по колено — умываться. За какие перила — нет и полметра до ступенек — держаться. И все новое, и краски всюду теплые — Крейдич сам подбирал... Я не выдерживаю и замечаю: «Ремонт настолько образцовый, что, похоже, делегаций вам не миновать».

Крейдич вздыхает: «Боюсь, так и будет»...

Показав обновленные владения, он удовлетворенно скажет:

— Ремонт — самое главное. У нас теперь вместо угольного котла электрический. Дом должен быть теплый...

ВИЧ-инфицированный ребенок появляется на свет от больной матери. По статистике, ВИЧ-инфекция подтверждается в 25 процентах случаев. В 75 — ребенок бывает здоровым.

— Это если ничего не делать, — просветит меня Крейдич во время нашего знакомства.— При профилактике количество ВИЧ-инфицированных снижается до 12 процентов. Если же матери сделать кесарево сечение, то до 2. Но для кесарева — не тот контингент...

— У вас те самые 25 процентов? — спрошу Крейдича.

— На это рассчитано, но, думаю, будут и здоровые, — ответит он.— Среди моих тридцати четырех (столько детей было в доме первое время. — В.Д.) с подтвержденным диагнозом нет. У троих диагноз уже снят — здоровы. У всех ВИЧ-инфицированных детей есть материнские антитела, и назвать окончательный диагноз — будет или не будет здоров ребенок — можно только в полтора года. Все это время он должен находиться под контролем врачей. Родители, конечно, могут взять его домой. Но... Крейдич сделает паузу и с надеждой посмотрит на меня, ожидая, что собеседник все поймет и не нужно будет говорить то, что ему, Крейдичу, произносить в тягость. Но, увы, собеседник не внемлет...

— Брошенные дети — трагедия, — отреагирую я.

— Тяжелое материальное положение, — ответит он.

— А раньше было легче?

— Другое воспитание, другой менталитет... Приехала молоденькая девчонка на заработки. Забеременела. Ни жилья, ни близких.

Услышав сочувственные интонации, спрошу:

— Почему говорите о них с жалостью?

— А как о них говорить?— спросит, в свою очередь, Крейдич... Дому ребенка приходится еще и матерей разыскивать, ведь почти половина детей — подкидыши.

— Неужели о морали с ними говорите?— нажму я на собеседника.

— Какая мораль?—- ответит Крейдич.— Сформировавшийся физически человек. Но за свои поступки не отвечает. Инфантилизм.

Это — диагноз...

Сменю тему — спрошу о персонале и услышу, что есть медсестры и воспитатели-педагоги. Нет нянечек и врачей. Последних, по штатному расписанию, должно быть 4,75 — вместе с главным. Расклад такой: главврач — это 1,25 ставки, еще должно быть три врача, на их долю приходится 3,5 ставки. Но пока Крейдич — один в 4,75 лицах.

— Справляемся без нянечек, — уйдет он от темы.— Девочки работают за нянечек.

«Девочки» — это медсестры и воспитатели. «Девочки» — уже давно не девочки. Пришли в дом ребенка во время того самого тягостного, нескончаемого ремонта: когда гостей можно было привести разве что в свой кабинет — единственное помещение, за которое не стыдно, если закрыть глаза; когда собственную котельную, работающую на угле, надо было переводить на электрическую тягу; когда бесплоден поиск врачей-москвичей и нянечек-москвичек; когда для того, чтобы справиться со всем этим хозяйством, он должен был приезжать сюда рано утром и уезжать поздно вечером, забыв о выходных и отпуске. И когда в этот нелегкий час у него в доме наконец появились не такие уж молодые, но трудолюбивые и надежные женщины из города Александрова — ищите на карте во Владимирской области! — они, конечно же, стали почти родней — «девочками»: днем медсестрами и воспитателями, а ночью — нянечками...

— Зарплата другая в Москве — поэтому едут сюда, — скажет при знакомстве Крейдич.— У них иное отношение к работе, чем у москвичей. Не избалованы...

Три года работы позади. В доме за это время побывало 58 детей. Большинство из них оказались здоровыми. Десятерых усыновили — это Крейдич знает точно. Может быть, усыновленных больше, но после того как здесь убеждаются, что дитя абсолютно здорово, его отдают в обычный дом ребенка — и, увы, след теряется...

БЕСЕДА ПО ТЕМЕ

— Какая у нас тема? — не выдержит наконец Крейдич.— Если дом ребенка, то, может быть, лучше обратиться в прессслужбу Комитета здравоохранения?

И здесь я должен объяснить, почему предыдущая беседа не по теме. Дело в том, что о Крейдиче я узнал как об одном из уважаемых советников районного собрания района Богородское Восточного административного округа. Поскольку застать его дома было невозможно, приехал на работу и начал расспрашивать о том, что бросилось в глаза. Вопрос — ответ. И все — о доме ребенка... Поэтому реакция Крейдича была естественной: коль пишешь о советнике, то и будь любезен — задавай вопросы по теме. Но о теме я совершенно забыл, когда узнал, что мой герой еще год назад был заместителем главного врача детской районной поликлиники и вот-вот мог возглавить заведение, но вдруг изменил плавное течение жизни — взялся за создание детского дома для таких непростых детей... Реплика Крейдича застала меня врасплох, и я не нашел ничего лучшего, как ляпнуть в ответ: «Кстати, а как вы в советники попали?» В советники Крейдич попал потому, что так захотел народ, живущий в Богородском. Из своих в то время тридцати девяти лет тридцать Крейдич прожил именно там. Учился в школе. Окончив 2-й медицинский институт и получив специальность педиатра, пошел работать в районную детскую поликлинику. Тридцать лет на виду у народа. Видимо, Крейдич приглянулся народу, и тот ему доверился.

Что интересно: среди советников Богородского Крейдич — не единственный врач. Руководство детской поликлиники призвали в ряды советников почти в полном составе: главный врач и два его заместителя — «команда», как скажет Крейдич. А всего врачей — четверо. Но это еще не все: есть и «команда» «от образования»: два директора школы, один заместитель и два учителя. И это — из двенадцати членов совета! Неплохой, однако, выбор сделал народ Богородского...

Крейдичу поручили социальную сферу. Определили часы приема. Очень скоро сфера социальная трансформировалась в жилищно-коммунальную. Понятие же «часы приема» и вовсе потеряло смысл: народ — в основном бабушки и дедушки — вели внуков на прием к педиатру и, пока врач возился с их любимым чадом, жаловались на все подряд: на жилищные условия, разруху в подъездах и дворах, просили споспешествовать в получении квартиры. Крейдич, в свою очередь, начал штудировать законодательные акты и прочую справочную литературу и весьма в этом преуспел: на приемах — в поликлинике и кабинете советника — достойно отвечал на каверзные вопросы. Вскоре отдельные граждане уже совершенно путали врачебный кабинет с кабинетом советника: рассказывая о запущенном подъезде, сетовали заодно, что внучок приболел. Крейдич слово «прием» признал универсальным и на любой вопрос народа отвечает обстоятельно и терпеливо...

— Выматывает?— спрошу я Крейдича.

— Выматывает тогда, когда нет отдачи, — достойно ответит он.— Есть отдача — не выматывает. Если человек обратился ко мне с вопросом, не связанным со здоровьем, но ушел удовлетворенный, то это тоже лечение — психотерапевтическое...

— Поговорим об отдаче?— предложу я Крейдичу.

— Что о ней говорить, — ответит он.— Как советник я многим не удовлетворен. Все упирается в финансирование. Бедность — основная проблема нашей жизни...

БЕСЕДА О ПСИХОЛОГИИ

— Участвуете в процессе усыновления?— спрошу я Крейдича, узнав об усыновленных детях.

Виктор Юрьевич даст понять, что это «большая тема», а он как руководитель дома ребенка является государственным опекуном. И, конечно же, органы опеки направляют к нему тех, кто хочет усыновить дитя. Человек приходит с великим множеством справок. И Крейдич вправе дать согласие на усыновление или отказать. Казнить или миловать.

— Трудное дело, — замечу я.— Тут и природная мудрость нужна, и знание психологии. И еще что-то такое... И мы заговорим об умении «видеть насквозь».

— Когда много работаешь с людьми, то видишь все. Даже если человек незнаком, — скажет Крейдич и посмотрит мне прямо в глаза, ища понимания.

И тут мы, не сговариваясь, вспомним... владельцев собак. Тех самых, с амстаффами, ротвейлерами и прочими «бойцами», наводящими ужас на окружающих. Достаточно беглого взгляда на иного владельца, и понимаешь — видишь! — что человек выбрал эту собаку не из любви к животному, а скорее для компенсации мучающих его комплексов. Это видно и по поведению, и по мимике, и, наконец, по собаке.

— Но чистая психология лишь на конечном этапе, — вернется к теме Крейдич.— Прежде чем человек попадет к руководителю дома ребенка, он должен собрать кучу справок, говорящих, может ли он быть усыновителем в финансовом отношении, по своим жилищным возможностям, по здоровью. По закону ребенок не должен попасть в худшие условия, чем у него есть.

— Он представил все справки. Но вы можете сказать «нет», если человек вам не понравился?— спрошу я Крейдича.

— Такого пока не было, — ответит он.

БЕСЕДА О ЛЮБВИ

Возвращаюсь к нашей первой встрече. Я ведь спросил его тогда, что думает о судьбе государственной медицины.

— Политику государства в этом плане, честно говоря, не могу понять, — ответит Крейдич.— Институты выпускают врачей, но работать идут единицы. Несколько лет назад мы столкнулись с таким фактом: искали врачей среди выпускников института, и вот что услышали: только 40 процентов выпускников забрали дипломы, остальные остались невостребованными. Люди отучились и устроились в какие-то фирмы не по специальности. Им дипломы не нужны. И еще не факт, что эти 40 процентов пошли работать в медицину.

— И что же, так и будет: 1 = 4,75?

— Ищу, — спокойно скажет он.— Войдите в любое государственное медицинское учреждение. Врач моложе меня — редкость...

Прошло почти два года. И каков персонал детского дома сегодня?

— 120 человек по штату, — отвечает Крейдич.— В наличии 60. Москвичей среди них — пятеро.

— Вы сами-то довольны выбором?— не удержался я.

— Если бы не был доволен, давно ушел. И держит здесь не зарплата... А ведь я уже спрашивал его об этом в день знакомства. Только вопрос ставил иначе: что подвигло возглавить специализированный дом ребенка.

— Психологи говорят, что раз в десять лет надо менять место работы, — ответил тогда Крейдич.— Я проработал в поликлинике именно столько. Хотелось чего-то нового. Знал, что будет нелегко. Но не боги горшки обжигают... У Крейдича трое детей: сын четырнадцати лет и две дочери: пятилетняя и полугодовалая. А еще — жена Евгения Юрьевна.

Спросил Крейдича, как жена отнеслась к его решению.

— С пониманием, — ответил он.— Почему не попробовать? Первый такой дом — первым быть интересно...

Спросил Евгению Юрьевну, что думает она. И услышал в ответ:

— Легких мест нет — если нормально работать. В поликлинике ответственности меньше, а тут колоссальная ответственность за здоровье детей, за их судьбу. Интересно. И потом, он — мужчина, в конце концов...

Вот такая у Крейдича любовь и опора...

Кстати, о любви. Рассказывая о крошечных обитателях дома ребенка, Крейдич и произнесет эту фразу: «Усыновить не могу, но люблю всех».

И улыбнется...

Василий ДВОРЫКИН